Видеозапись и процесс атрибуции: изменение точек зрения «актеров» и «наблюдателей»

Майкл Д. Стормз (Michael D. Storms)

По двое испытуемых - «актеров» участвовали в кратком неструктурированном разговоре, в то время как за ними наблюдали двое других испытуемых. Позднее при помощи анкеты оценивалось, чем объясняют «актеры» свое собственное поведение при разговоре — диспозиционными, внутренними, причинами или ситуационными, внешними. Аналогично, каждый «наблюдатель» давал объяснение поведения соответствующего «актера». Видеозаписи разговора, показанные испытуемым перед заполнением ими анкеты, обеспечивали экспериментальное манипулирование визуальной ориентацией. Некоторые «актеры» и «наблюдатели» не видели видеозаписи разговора, тогда как другие испытуемые смотрели запись, на которой их первоначальные визуальные ориентации просто повторялись. Как и предсказывалось, в обоих случаях «актеры» в большей степени, чем «наблюдатели», объясняли поведение ситуацией. Третья группа испытуемых просматривала видеозапись с другой позиции: некоторые «актеры» просматривали видеозапись себя, в то время как некоторые «наблюдатели» просматривали видеозапись поведения другого участника эксперимента, с которым разговаривал «актер». При этой переориентации видевшие себя «актеры» сильнее, чем «наблюдатели», объясняли поведение собственными диспозициями. Полученные результаты свидетельствуют о важности визуальной ориентации при определении различий в объяснениях причин поведения у «актеров» и «наблюдателей». С практической точки зрения, теоретические основы и результаты исследования будут полезны для самонаблюдения с помощью видеозаписи при психотерапии и в Т-группах.

Перепечатано с разрешения автора и The Journal of Personality and Social Psychology, Vol. 27, No. 2,1973. Авторское право © 1973 Американская психологическая ассоциация.

Описываемое в этой статье исследование было выполнено автором в рамках его докторской диссертации по философии на психологическом факультете Йельского университета. Автор выражает признательность Ричарду Э. Нисбетту, который помогал ценными советами при написании диссертации и сделал много полезных критических замечаний по поводу настоящей главы.

Когда мы наблюдаем за чьим-либо поведением и пытаемся понять его причины, мы интересуемся относительной важностью личных диспозиций этого человека и контекста окружения. И «наблюдатель», желающий объяснить поведение другого человека, и сам человек, который стремится понять свое поведение, пытаются сделать соответствующие каузальные атрибуции. Однако есть причины полагать, что «актеры» и «наблюдатели» не всегда приходят к одинаковому объяснению поведения «актеров». Джоунз и Нисбетт (Jones & Nisbett, 1971) утверждают, что когда «актеры» ищут объяснение своего собственного поведения, они склонны придавать большое значение внешним причинам, обусловленным окружением (т. е. ситуационным). С другой стороны, «наблюдатели» значительно сильнее подчеркивают внутренние, личные (т. е. диспозиционные) причины поведения «актера».

В некоторых исследованиях (Jones & Harris, 1967; Jones, Rock, Shaver, Goethals & Ward, 1968; McArthur, 1970, 1972; Nisbett, Caputo, Legant & Marecek, 1973) приводились доводы в поддержку этого общего предположения, и Джоунз и Нисбетт обсудили различные факторы, которые могут приводить к таким различиям в объяснении поведения «актерами» и «наблюдателями». Эти факторы включают в себя: а) различия в доступной «актерам» и «наблюдателям» информации о событии, поведении и контексте; б) различия в обработке информации «актерами» и «наблюдателями». Информация о некоторых аспектах события может быть доступна только «актерам»; она включает собственные чувства и контекст происходящего события, в то время как «наблюдатели» могут обладать более полной информацией о самом поведении. Более того, в интересах управления событиями и прогнозирования их последствий «актеры» могут уделять большее внимание ситуационным переменным события, а «наблюдатели» — изменениям в поведении «актеров».

В настоящем исследовании рассматриваются фундаментальные различия между «актерами» и «наблюдателями», которые могут приводить к постулируемым Джоунзом и Нисбет-том (Jones & Nisbett, 1971) особенностям доступной информации. Возможно, наиболее очевидное различие между «актерами» и «наблюдателями» заключается в том, что они имеют в буквальном смысле разные точки зрения. «Актеры» не могут видеть свои поступки; они физически не могут видеть значительную часть своего поведения. Они могут знать либо о предпосылках собственного поведения, либо о его последствиях или и о том и о другом. Но обычно они не видят самого поведения. В дополнение к физической сложности наблюдения за собой, существуют временные ограничения, частично обусловливающие отсутствие самонаблюдения. «Актерам» может не хватать времени или психических способностей для обдумывания прошлого, наблюдения за настоящим, планирования будущего поведения. Наконец, избежание чрезмерного самонаблюдения может объясняться мотивацией человека. В интересах раскрепощенного поведения и поддержания контроля над происходящими событиями «актеры» могут считать, что чрезмерное внимание к собственному настоящему и прошлому поведению будет отвлекать их. Резонно предположить, что вместо этого большинство «актеров» фокусируются на текущей ситуации. Они рассматривают и обдумывают различные изменяющиеся аспекты окружения, на которые должны реагировать.

В то время как «актер» наблюдает за ситуацией, в которой он находится, «наблюдатель», вероятно, следит за «актером». Обычно интересно и часто важно наблюдать за поведением других людей. Поэтому «наблюдатели» часто визуально ориентированы на «актеров». Хотя «наблюдатель» может отвести глаза от «актера» и рассматривать другие аспекты ситуации, он, вероятно, уделяет меньшее внимание ситуации, чем «актер». Как и «актер», «наблюдатель» также ограничен во времени. «Наблюдатели» не могут одновременно следить и за «актером», и за многими аспектами ситуации, за которыми может наблюдать «актер». Кроме того, «наблюдатели» могут сосредоточивать внимание на поведении «актеров», а не на ситуации, чтобы более эффективно контролировать и прогнозировать происходящие события. Наконец, «актер» является частью ситуации наблюдателя. По тем же причинам, по которым «актер фокусируется на собственной ситуации, «наблюдатель» фокусируется на поведении «актера», которое является частью его («наблюдателя») ситуации.

Итак, мы утверждаем, что между «актерами » и «наблюдателями» существуют коренные различия. «Актеры» больше наблюдают за своим окружением (которое включает поведение других людей), чем за собственным поведением. «Наблюдатели» больше следят за поведением «актера», чем за ситуацией.

Если верно, что на атрибуцию значительно влияет позиция наблюдения, то можно изменить интерпретации поведения, данные «актерами» и «наблюдателями», посредством изменения их визуальной ориентации.

Для проверки этой гипотезы требуются некоторые способы переориентации «актеров» и «наблюдателей». К счастью, современные технологии предоставляют простые и интересные средства осуществления такого изменения, а именно видеозапись. Для привлечения внимания «актеров» и «наблюдателей» к другим аспектам события им могут быть показаны видеозаписи события, сделанные с различных точек. Особенно интересен случай, когда видеозапись представляет новую визуальную ориентацию, то есть когда «актерам» показывают запись собственного поведения с позиции «наблюдателя», а «наблюдателям» показывают запись некоторых ключевых аспектов ситуации с позиции «актера». Такая переориентация должна ослабить (или даже изменить на противоположную) первоначальную атрибуционную предвзятость «актеров» и «наблюдателей». Видевшие себя «актеры» должны чаще объяснять собственное поведение собственной диспозицией. «Наблюдатели», видевшие другие аспекты ситуации, должны чаще объяснять поведение «актеров» ситуацией.

Итак, вопрос, на который пытается ответить это исследование, заключается в том, можно ли значительно повлиять на атрибуции (или даже изменить их на противоположные) «актеров» и «наблюдателей» при помощи изменения их визуальной ориентации по отношению к событию. Приложения этого вопроса могут выйти за пределы непосредственного теоретического интереса. Различия в восприятии и интерпретации поведения «актерами» и «наблюдателями» имеют первостепенную важность для психотерапевтов, социальных психологов и тренеров Т-групп. Эти специалисты часто пытаются устранить различия в интерпретации между «актером» и «наблюдателем», пациентом и психотерапевтом, а также между индивидом и группой.

МЕТОД

Обзор

В эксперименте для проверки гипотезы использовалось простое межличностное событие, а именно краткий разговор при знакомстве между двумя незнакомыми людьми («актерами»). При этом двух других испытуемых («наблюдателей») просили следить за разговором, но не принимать в нем участия.

Повтор видеозаписи разговора являлся экспериментальным манипулированием. Такая методика эксперимента делала возможным сравнение эффектов трех условий: а) без попыток проведения визуальной переориентации (без показа видеозаписи); б) условия, в котором видеозапись использовалась просто для повтора первоначальных ориентации испытуемых (та же ориентация); в) условия, в котором видеозапись изменяла ориентацию «актеров» и «наблюдателей» на противоположную (новая ориентация). В одном случае «актеры» и «наблюдатели» смотрели видеозапись, по существу отражавшую ту же самую ориентацию, которая была у них в «реальной жизни». «Актеры» смотрели видеозапись поведения другого участника, с которым они разговаривали («актер», та же ориентация), а «наблюдатели» — видеозапись того же «актера», за которым они следили и на вопросы о котором позднее отвечали («наблюдатель», та же ориентация). Во втором случае «актеры» и «наблюдатели» видели на видеозаписи абсолютно новую ориентацию. «Актерам» показывали видеозапись себя при разговоре («актер», новая ориентация), а «наблюдателям» — видеозапись другого участника, с которым разговаривал их «актер»-мишень («наблюдатель», новая ориентация). Еще одной участвовавшей в эксперименте группе «актеров» и «наблюдателей» видеозапись не показывалась.

Испытуемые

В эксперименте участвовали 120 добровольцев, студентов Иельского университета мужского пола, разбитых на 30 групп по 4 человека. Испытуемые заполняли опросные листы для того, чтобы участники одной экспериментальной сессии не были знакомы.

ПРОЦЕДУРА ЭКСПЕРИМЕНТА

Когда каждая группа из четырех испытуемых прибывала для участия в эксперименте, им говорили:

«Это исследование в области социальной психологии, называемой "межличностная динамика". Точнее, я интересуюсь тем, что я называю "знакомством", то есть тем, что происходит, когда два незнакомых человека впервые встречаются и инициируют первый разговор. Двое из вас в этом исследовании будут участвовать в коротком первом разговоре друг с другом. К тому же в этом исследовании требуется наличие двух "наблюдателей"».

Испытуемым случайным образом назначали роли «актеров» (называемых в сценарии участниками) или «наблюдателей». Двое испытуемых в роли «актеров» должны были разыграть разговор при знакомстве. Каждый из оставшихся двух «наблюдателей» должен был во время этого разговора наблюдать за своим «актером». Затем экспериментатор говорил:

«Есть один момент, который я хотел бы добавить к сегодняшней процедуре. Я смог достать оборудование для видеозаписи и буду записывать ваш разговор. Я думаю, что просмотр видеозаписи разговора может помочь вам, когда вы будете заполнять анкету».

Затем испытуемые заняли места в комнате для эксперимента так, как показано на рис. 15.1. «Актеры» сели друг напротив друга у одной стороны стола; напротив каждого из них была установлена камера. «Наблюдатели» сели у другой стороны стола, по диагонали к своим «актерам». Экспериментатор повторил, что разговор должен длиться около 5 минут, что «актеры» могут говорить обо всем, о чем пожелают, возможно, начав с имен и места проживания, и что «наблюдатели» должны молча наблюдать за своими «актерами».

После настройки оборудования экспериментатор подавал участникам сигнал к началу разговора. Пять минут спустя он просил их остановиться и молча подождать, пока происходит перемотка кассет. В этот момент производилось экспериментальное манипулирование. Случайным образом определялось то, будет ли эта сессия контрольной, и тогда испытуемые не должны видеть никаких видеозаписей или экспериментальной. Если сессия была экспериментальной, экспериментатор продолжал: «Боюсь, что только одна камера работала хорошо, а другая так плохо, что на той кассете просто невозможно ничего увидеть. Поэтому мы сможем увидеть на видеозаписи только одного из вас». Испытуемым всегда показывали видеозапись поведения «актера» 1.

Рис. 15.1

Обстановка в комнате эксперимента

Таким образом, «актер» 2 смотрел видеозапись поведения того же участника, за которым только что наблюдал в реальной жизни (актера 1); этот испытуемый был «актером» с той же ориентацией. «Актер» 1 смотрел видеозапись своего поведения; этот испытуемый был «актером» с новой ориентацией. Аналогично, «наблюдатель» 1 смотрел видеозапись того же «актера», за которым он наблюдал при разговоре («актера» 1); этот испытуемый был «наблюдателем» с той же ориентацией. «Наблюдатель» 2 смотрел видеозапись поведения участника, за которым он ранее не наблюдал («актер» 1); этот испытуемый был «наблюдателем» с новой ориентацией. Итак, в каждой сессии эксперимента по одному испытуемому находилось в каждом из четырех экспериментальных положений.

Если сессия была контрольной, экспериментатор говорил следующее: «Я боюсь, что это было испорченное оборудование. Мы не получили запись, достаточно хорошую для того, чтобы стоило ее смотреть. Поэтому мы просто пропустим просмотр видеозаписи и перейдем к анкете». В этих контрольных сессиях без просмотра видеозаписи мы получали данные двух «актеров», не просматривавших видеозапись, и двух «наблюдателей», не просматривавших видеозапись.

После этого контрольных испытуемых (а экспериментальных испытуемых после просмотра видеозаписи) экспериментатор знакомил с анкетой, подчеркивая, что она конфиденциальна и что испытуемые не узнают ответы друг друга. После ответа на вопросы анкеты испытуемые были опрошены. При этом экспериментатор задавал вопросы об обмане во время эксперимента, но никто из испытуемых не высказал подозрений о том, что видеозапись была намеренным манипулированием или даже существенной частью эксперимента.

Измерения

В анкете, заполнявшейся после эксперимента, «актеры» отвечали преимущественно на вопросы о себе, а «наблюдатели» — на вопросы о своем «актере». За несколькими вводными пунктами следовала страница инструкций и ключевые зависимые оценки атрибуции. В инструкциях испытуемым сообщалось, что в следующей части анкеты их попросят описать собственное (или их «актера») поведение по четырем стандартным параметрам: дружелюбие, разговорчивость, нервозность и доминирование. Затем для каждой из четырех форм поведения испытуемые указывали, насколько сильное, по их мнению, влияние оказали на данную форму поведения следующие два фактора,

(А) Ваши личные характеристики (личные характеристики вашего участника). Насколько важными были ваши (его) личность, черты, характер, стиль личности, установки, настроение и т. д. как причины вашего (его) поведения?

(Б) Характеристики ситуации. Насколько важными были такие факторы, как участие в эксперименте, ситуация «знакомства», тема разговора, поведение второго участника и т. д. как причины вашего (его) поведения?

Итак, на каждой из следующих четырех страниц были представлены по три вопроса. Первый вопрос касался воспринимаемого уровня поведения по одному из четырех параметров, например: «Насколько дружелюбным, теплым образом вы (ваш участник) вели себя?». После вопроса давалась девятибалльная шкала с пунктами от «очень дружелюбно» (9) до «очень недружелюбно» (1). Следующими были два вопроса об атрибуции: «Насколько важными были ваши личные характеристики (личные характеристики вашего участника) как причины вашего (его) поведения?» и «Насколько важными были характеристики ситуации как причины вашего (его) поведения?». После каждого из этих вопросов давалась девятибалльная шкала с пунктами от «очень важными» (9) до «совсем неважными» (1).

Последние два вопроса, одинаковые для всех четырех параметров поведения, обеспечивали основную и наиболее прямую меру атрибуций испытуемых. Эти четыре параметра были выбраны не на основе каких-либо конкретных теоретических или эмпирических соображений, а просто поскольку предполагалось, что в поведении испытуемых будут проявляться эти параметры и они будут способны оценить их. Так как гипотеза касалась относительной силы диспозиционных и ситуационных атрибуций и не учитывала различий между четырьмя поведенческими параметрами, то подходящей мерой было различие между воспринимаемой важностью личных и ситуационных характеристик как причин поведения «актеров», суммированное по всем четырем видам поведения. Эта оценка различия называлась диспозиционно-ситуационным показателем. Более высокое значение этого показателя свидетельствовало о том, что атрибуции испытуемых были более диспозиционными и менее ситуационными. Важно отметить двойственный смысл диспозиционно-ситуационного показателя. Если эффект описывался как «относительно более диспозиционный», с тем же основанием его можно было охарактеризовать как «относительно менее ситуационный».

Вторая, менее прямая мера атрибуций испытуемых была получена из дальнейших вопросов анкеты. Испытуемых просили указать, как они оценивают уровень поведения по каждому из четырех поведенческих параметров в общем, например, «Насколько дружелюбными были вы (ваш участник) в общем?». Поведение оценивалось по шкале от «очень дружелюбного» (9) до «очень недружелюбного» (1). Следовательно, имелась возможность сравнения этих ответов с предыдущими ответами испытуемых по поводу уровня поведения «актера» при разговоре. Если испытуемый воспринимал поведение «актера» при разговоре как обусловленное стабильной личной диспозицией, то, скорее всего, испытуемый указал бы, что «актер» так же вел себя и в общем. Таким образом, диспозиционные атрибуции приводили бы к небольшому различию между восприятием испытуемым поведения «актера» при разговоре и его поведения в общем. С другой стороны, если испытуемый считал, что поведение «актера» было обусловлено ситуацией, он более вероятно указал бы, что «актер», в общем, вел себя иначе. Таким образом, ситуационные атрибуции приводили бы к большему различию между восприятием испытуемыми настоящего и общего уровней поведения «актера». Самой простой оценкой этого различия было абсолютное значение различия между оценкой настоящего уровня поведения и оценкой общего уровня поведения по всем четырем формам поведения. Эта оценка была названа показателем настоящего поведения — общего поведения. Чем выше было значение этого показателя различия, тем более ситуационными (или менее диспозиционными) были атрибуции испытуемых.

В остальной части анкеты содержались вопросы, не имеющие непосредственного отношения к целям эксперимента.

РЕЗУЛЬТАТЫ

Диспозиционные и ситуационные атрибуции поведения

Основная гипотеза настоящего исследования касается влияния переориентации посредством просмотра видеозаписи на атрибуции причин поведения «актеров», которые делали «актеры» и «наблюдатели». Однако перед рассмотрением эффектов переориентации полезно изучить данные, подтверждающие первоначальную гипотезу Джоунза и Нис-бетта (Jones & Nisbett, 1971), согласно которой «актеры» обычно объясняют поведение аспектами ситуации, в то время как «наблюдатели» склонны объяснять поведение диспозициями «актеров». Подтверждение этого предположения можно найти в двух группах настоящего эксперимента: условия без просмотра видеозаписи, в которых испытуемые не смотрели никаких видеозаписей, и условия с той же ориентацией, в которых на видеозаписи просто повторялись первоначальные визуальные ориентации испытуемых.

Таблица 15.1

Опенки диспозиционных и ситуационных атрибуций и разность оценок дисиозиционных и ситуационных атрибуций, суммированные ио всем

четырем формам поведения

Примечание. Средние значения «диснозиционно-ситуационных» атрибуций, не имеющие совпадающего верхнего индекса, статистически значимо различаются на уровне 0,05 или выше но тестам Ныомана—Кейлза.

Релевантные данные приведены в табл. 15.1. Ключевая зависимая мера, общий диспозиционно-ситуационный показатель, отражает относительную роль диспозиционных и ситуационных атрибуций; более высокое значение этого показателя указывает на более диспозиционную (менее ситуационную) атрибуцию. Сравнение диспозиционно-ситуационных средних значений для «актеров» и «наблюдателей» в условиях без просмотра видеозаписи и в условиях с той же ориентацией показывает, что в обоих случаях атрибуция поведения «актерами» была более ситуационной, чем атрибуция поведения «наблюдателями» (р < 0,12 и р < 0,05 соответственно).¹ Эти данные свидетельствуют еще и о том, что видеозапись, на которой просто повторялась первоначальная ориентация испытуемых, оказывала малое влияние и на «актеров», и на «наблюдателей». Диспозиционно-ситуационные оценки поведения «актеров» группы с той же ориентацией не отличались от анатогичных оценок «актеров» группы без просмотра видеозаписи (q = 1,79, ns); оценки поведения, данные «наблюдателями» обеих групп, также были похожими (q = 1, ns). Итак, в группах без просмотра видеозаписи и с просмотром видеозаписи той же ориентации роль испытуемого («актера» или «наблюдателя») была важным фактором, определяющим атрибуции. Атрибуция «актерами» собственного поведения была более ситуационной, а атрибуция «наблюдателями» поведения «актеров» была более диспозиционной.

¹Эти сравнения и все сравнения двух условий в настоящем исследовании основаны на статистическом критерии q, определяемом путем проверки различий между несколькими средними значениями по процедуре Ньюмана—Кейлза (см.: Winer. 1962). Количество степеней свободы, полученное путем общего дисперсионного анализа, равнялось 114; п равнялось 20 в каждом условии. Проверка Ныомана—Кейлза является более точной, чем обычным 1-критерий на основе двойной выборки.

Основную гипотезу настоящего исследования можно проверить при помощи данных, приведенных в последнем столбце табл. 15.1. Предполагалось, что видевшие себя в видеозаписи «актеры» будут делать менее ситуационные (более диспозиционные) атрибуции собственного поведения, в то время как «наблюдатели», видевшие видеозапись поведения другого участника, с которым разговаривал их «актер», будут делать относительно более ситуационные (менее диспозиционные) атрибуции поведения «актера». Предполагалось противоположное влияние переориентации при помощи видеозаписи на «актеров» и «наблюдателей», поэтому гипотеза проверялась при взаимодействии между ролями испытуемых (актера или наблюдателя) и ориентации посредством просмотра видеозаписи. Предсказываемая взаимосвязь между ролью и ориентацией с помощью видеозаписи была выше уровня достоверности 0,001 (F = 9,72, df = 2/114, р < 0,001). Ни главный эффект роли, ни главный эффект ориентации посредством просмотра видеозаписи не были значимыми. Взаимосвязь отражала полное изменение точек зрения «актеров» и «наблюдателей» группы в условии с новой ориентацией. В группе с той же ориентацией и группе без просмотра видеозаписи сделанные «актерами» атрибуции поведения были более ситуационными, чем атрибуции поведения, сделанные «наблюдателями». И наоборот, в группе с новой ориентацией атрибуции поведения у «актеров» были более диспозиционными, чем атрибуции поведения у «наблюдателей». Этот эффект противоположности был значимым сам по себе (Р < 0,05).

Из исследования простых диспозиционных и ситуационных оценок, также приведенных в табл. 15.1, очевидно, что переориентация оказывала более сильное влияние на оценку испытуемыми ситуационных факторов, чем диспозиционных. Распределение средних значений оценок объяснения поведения диспозиционными причинами было направлено в сторону предполагаемой взаимосвязи, но этот эффект не достиг значимости (F = 1,38; df = 2/114, ns). Оценки ситуационных атрибуций обнаруживали ожидаемый противоположный паттерн, при этом взаимодействие было значимым (F = 5,78, df = 2/114, р < 0,005).

Таким образом, наша гипотеза нашла значительное подтверждение. Визуальная ориентация оказывает сильное влияние на атрибуции, делаемые «актерами» и «наблюдателями». Данные, приведенные в табл. 15.1, приводят к самому строгому выводу из возможных: в некоторых обстоятельствах фактическая роль «актера» или «наблюдателя» не важна, а единственным фактором, определяющим атрибуции, является визуальная ориентация.

Заслуживают внимания два других аспекта диспозиционно-ситуационных данных. Во-первых, повторение на видеопленке по существу той же информации, которая была представлена в реальной жизни, оказывало небольшое влияние и на «актеров», и на «наблюдателей». Атрибуции поведения, сделанные «актерами» группы с той же ориентацией, были только слегка более ситуационными, чем атрибуции поведения, сделанные «актерами», не просматривавшими видеозапись, причем это различие не было значимым, а атрибуции поведения «наблюдателями» группы с той же ориентацией были только слегка более диспозиционными, чем атрибуции поведения, сделанные «наблюдателями», не просматривавшими видеозапись; это различие также не было значимым. Во-вторых, прогнозируемые экспериментальные эффекты различались по силе для всех четырех форм поведения, на которых был основан диспозиционно-ситуационный показатель.

Тот факт, что просмотр видеозаписи в условиях с той же ориентацией оказывал небольшое влияние на сделанные испытуемыми атрибуции, наводит на мысль, что простое повторение информации и добавление времени для пересмотра события не влияло на восприятие события испытуемыми. Испытуемые, по-видимому, получали все релевантные данные о событии тогда, когда оно происходило в реальной жизни. Конечно, не стоит ожидать, что это обязательно будет верным для всех событий. Если бы эпизод был более сложным или продолжительным, испытуемые легко могли пропустить важную информацию в реальных условиях. Повтор видеозаписи заполнил бы эти информационные пробелы и, вполне возможно, мог бы привести к другим атрибуциям.

Наиболее примечательным различием между четырьмя поведенческими параметрами было то, что доминирование не влияло на экспериментальные эффекты. Рассматривая каждый поведенческий параметр по отдельности, взаимосвязь между ролью и переориентацией в результате просмотра видеозаписи была значимой для дружелюбия, разговорчивости и нервозности; каждая оценка достигала 0,025 уровня достоверности, но была незначительной для доминирования (F < 1). Комментарии испытуемых во время обсуждения наводят на мысль о возможной причине того, что доминирование не влияло на экспериментальные эффекты. Испытуемые жаловались, что доминирование было сложным параметром для оценки людей в контексте простого пятиминутного разговора при знакомстве. В то время как дружелюбие, разговорчивость и нервозность — параметры с конкретными поведенческими признаками (такими, как улыбка, разговор и беспокойство), очевидно, что доминирование является более абстрактным параметром поведения и требует умозаключения более высокого порядка.

Когда вопрос о доминировании исключили из анализа, каждый экспериментальный эффект усилился. По оставшимся трем параметрам поведения проверка взаимодействия переориентации посредством просмотра видеозаписи усилилась с F = 9,72 до F = 13,89 (df=2/114, р < 0,001). Были также получены доказательства гипотезы Джоунса и Нисбетта (Jones & Nisbett, 1971); различие между «актерами» и «наблюдателями» группы без просмотра видеозаписи было значимым на уровне 0,05, а различие между «актерами» и «наблюдателями» группы с той же ориентацией было значимым на уровне 0,01.

Воспринимаемый уровень поведения и воспринимаемое отличие от общего поведения

В дополнение к двум вопросам об атрибуции испытуемые отвечали на вопросы о воспринимаемом уровне поведения по каждому параметру. В прошлых экспериментах в этой области использовалось специфическое, стандартизованное поведение, которое должны были объяснить испытуемые. В настоящем эксперименте с его неструктурированными разговорами испытуемые оценивали не одно и то же поведение. Эта гибкость была желательной, так как она позволяла осуществить более общую проверку гипотезы атрибуции по нескольким естественным формам поведения. Но она также сделала возможным то, что воспринимаемые уровни выраженности поведения могли отличаться в разных экспериментальных группах и, таким образом, объяснять различия в атрибуциях. Однако, по-видимому, это не имело места в нашем случае. Использовались два способа вычисления воспринимаемого уровня поведения: а) прямое значение, полученное при помощи девятибалльной шкалы для каждого ответа об уровне поведения; б) отклонение ответов испытуемых от средней точки шкалы (5), так как шкалы были биполярны (например, 9 = «очень дружелюбно» до 1 = «очень недружелюбно»). Никакой из этих способов оценки не выявил значимой связи между любыми условиями эксперимента ни для каждой формы поведения по отдельности, ни для всех четырех форм поведения в общем. Более того, полные корреляции между общей диспозиционно-ситуационной оценкой атрибуций и двумя оценками воспринимаемого уровня поведения были малы и незначимы (г = -0,049 для прямой оценки; г = -0,021 для оценки отклонения от средней точки). Таким образом, очевидно, что различия воспринимаемого уровня поведения не могут объяснить различия в атрибуциях.

Таблица 15.2

Оценки разности настоящего и общего поведения, суммированные для

всех четырех форм поведения

Так как различия воспринимаемого уровня поведения не были значимыми, то имеет смысл исследовать вторую оценку атрибуций испытуемых, — оценку разности настоящего и общего поведения. Этот показатель отражал абсолютную разность между восприятием испытуемым настоящего поведения «актера» (при разговоре) и общего поведения «актера», суммированную по всем четырем формам поведения. Небольшая разность говорила бы о том, что испытуемый обобщал настоящее поведение «актера» и, таким образом, делал диспозиционную атрибуцию. Большая разность отражала бы меньшее обобщение поведения «актера» и, таким образом, соответствовала бы ситуационной атрибуции.

Оценки разности настоящего и общего поведения, приведенные в табл. 15.2, подтверждают данные, полученные при помощи диспозиционно-ситуационной оценки атрибуций. Эффект переориентации посредством просмотра видеозаписи, по результатам проверки взаимосвязи между ролью и ориентацией видеозаписи, достиг значимости р < 0,05, (F = 3,38, df = 2/114). И в этом случае ни главный эффект роли, ни главный эффект ориентации не были значимыми. Хотя направление различий между «актерами» и «наблюдателями» в разных группах было таким, как ожидалось, никакое индивидуальное сравнение между условиями эксперимента не достигло значимости по оценке разности настоящего и общего поведения даже при исключении доминирования. По-видимому, оценки разности настоящего и общего поведения соответствуют тому же, но в общем более слабому паттерну, что и диспозиционно-ситуационные оценки. Между этими двумя оценками наблюдалась значимая корреляция (общее г = 0,361, р < 0,01).

ОБСУЖДЕНИЕ

Настоящее исследование демонстрирует, что визуальная ориентация оказывает сильное влияние на атрибуцию «актерами» и «наблюдателями» причин поведения «актеров». Когда испытуемые не смотрели видеозапись и использовали собственные ориентации или когда на видеозаписи воспроизводились первоначальные положения испытуемых, атрибуции собственного поведения «актерами» были более ситуационными, чем атрибуции их поведения «наблюдателями». Эти данные подтверждают гипотезу Джоунса и Нисбетта (Jones & Nisbett, 1971), что атрибуции «актеров» обычно более ситуационны, чем атрибуции «наблюдателей». Однако в условиях переориентации, когда испытуемые видели ситуацию с новой позиции, атрибуционные различия «актеров» и «наблюдателей» были в точности противоположными. Переориентированные, видевшие себя в видеозаписи «актеры» делали менее ситуационные атрибуции, чем «наблюдатели». Этот эффект был получен при помощи двух очень разных оценок атрибуции по разным поведенческим параметрам в неструктурированной ситуации.

Механизмы переориентации посредством просмотра видеозаписи

Возникают два важных вопроса, касающиеся возможных механизмов влияния ориентации видеозаписи на атрибуции. Первый вопрос, важный для любого социально-психологического эксперимента, касается специфики инструкций экспериментатора. Особенности инструкций могли влиять на результаты настоящего исследования, если гипотеза сообщалась испытуемым или посредством поведения экспериментатора, или путем просмотра испытуемыми только одной видеозаписи. Обе эти возможности зависят от возникновения у испытуемых предположения, что видеозапись являлась важным фактором, влияющим на их ответы. Возможность сообщения гипотезы была устранена посредством убеждения испытуемых в том, что видеозапись не является существенной частью эксперимента, и в том, что экспериментатор хотел показать испытуемым две видеозаписи, но не смог по не зависящим от него причинам. Во время обсуждения испытуемых спрашивали об их реакциях на этот обман; они не высказали подозрения, что неудача с видеозаписью была намеренной или важной. Более того, если бы испытуемые отвечали на вопросы об атрибуции, не желая поддерживать гипотезу экспериментатора, было бы маловероятно, что они могли бы показать такие результаты по косвенному показателю разности настоящего и общего поведения. Этот показатель вычислялся на основе абсолютного значения разности ответов на четыре вопроса о выраженности определенной формы поведения и четыре вопроса об общем поведении. Эти вопросы были в анкете разделены, и испытуемые должны были осуществить достаточно сложные вычисления, чтобы намеренно получить эти результаты. Таким образом, кажется маловероятным, что эффекты переориентации можно объяснить особенностями инструкций экспериментатора.

Второй вопрос касается возможных механизмов того, как видеозапись вызывала прогнозируемые атрибуции. Данное исследование было разработано так, чтобы продемонстрировать, что общее манипулирование (визуальная ориентация) влияет на атрибуции «актерами» и «наблюдателями» поведения «актеров». В этом исследовании не ставилась цель выделения механизмов такого влияния. Однако возможны некоторые обоснованные предположения.

Джоунс и Нисбетт (Jones & Nisbett, 1971) предлагают несколько факторов, вносящих вклад в различия атрибуций «актеров» и «наблюдателей», включая различия в доступной о событии информации и различия в обработке этой информации. Эти две категории не являются взаимоисключающими, и переориентация посредством просмотра видеозаписи могла влиять и на доступность, и на обработку информации. Когда «актеры» или «наблюдатели» просматривали видеозапись события, сделанную с другой позиции, они могли получить некоторую абсолютно новую информацию. «Актер» мог впервые осознать некоторые новые аспекты собственного поведения, «наблюдатель» мог увидеть новые аспекты ситуации или поведения другого участника. Эти новые факты могли вызвать изменения заключений испытуемых относительно причин поведения. Во-вторых, переориентированные испытуемые могли иначе оценить уже доступную информацию. Было показано, что выделение информации влияет на восприятие людьми причин своего поведения. Например, Кислер, Нисбетт и Занна (Kiesler, Nisbett & Zanna, 1969) обнаружили, что испытуемые были склонны принимать в качестве объяснения собственного поведения мотивы, которые были выделены помощником экспериментатора. Аналогично, испытуемые в настоящем исследовании могли формулировать свои атрибуции поведения «актеров» на основе потенциальных причин, которые только что были выделены в результате просмотра видеозаписи. Наконец, переориентация посредством просмотра видеозаписи могла привести к новым наборам ответов испытуемых. «Актеры», видевшие себя на видеопленке, могли оказаться во фрейме «открытия себя» и, таким образом, начать рассматривать свою личность так, как обнаруживалось в их поведении. Аналогична у «наблюдателей», просматривавших видеозапись с позиции «актеров» и воображавших себя в их роли, мог сформироваться «эмиатический» набор ответов.

Также интересно рассмотреть точную природу изменений атрибуций, вызванных просмотром видеозаписи. Изменения ключевой зависимой переменной, диспозиционно-ситуаци-онного показателя, объяснялись, главным образом, изменениями оценок ситуационных причин. «Актеры» считали, что причины их поведения заключены, главным образом, в ситуации, пока просмотр видеозаписи не заставлял их уйти от ситуации к рассмотрению собственного поведения. «Наблюдатели» первоначально считали, что поведение «актеров» в меньшей степени обусловлено ситуацией, пока видеозапись не подчеркивала ситуационные факторы. Различия в объяснении поведения диспозиционными причинами хотя и соответствовали ожидаемым, были гораздо слабее, чем различия в объяснении поведения ситуационными причинами. Возможно, относительно сильное изменение ситуационного параметра отражает общий способ рассмотрения людьми роли диспозиций в качестве причин поведения. Возможно, люди обычно придают фиксированное и достаточно высокое значение личной ответственности за поведение. Следовательно, они мог ш обладать только одним средством изменения приписывания причин и ответственности, а именно путем изменения собственных оценок ситуации. В соответствии с этой возможностью, в настоящем исследовании для диспозиционных атрибуций мог наблюдаться эффект «потолка»; средняя оценка важности диспозиционных причин была равна примерно 7 из 9 возможных по шкале баллов. Итак, испытуемым было создано мало возможностей для выражения возросших диспозиционных влияний.

До сих пор обсуждение ограничивалось информационными переменными, которые можно было изменить просмотром видеозаписи и которые могли, в свою очередь, влиять на атрибуции. Несомненно, мотивационные переменные, такие как необходимость поддержать самооценку и конкретные я-концепции, также могли изменяться в результате просмотра видеозаписи. Можно было бы ожидать, что такие мотивы будут особенно сильно влиять на видевших себя «актеров». Однако важно отметить, что настоящие результаты были получены в ситуации, которая во многих отношениях была ограниченной. Поведение, извлекаемое в разговорах при знакомстве, было обыденным и, возможно, не очень релевантным для самооценок «актеров»; взаимодействие между испытуемыми было не очень эмоциональным, а «актеры» и «наблюдатели» не имели возможности обсудить свои потенциально противоположные точки зрения на поведение «актеров». Следовательно, важно рассмотреть, можно ли настоящие результаты обобщить на ситуации, в которых «актеры» и «наблюдатели» более эмоциональны, такие как психотерапия и Т-группы. Есть основания полагать, что результаты настоящего исследования указывают на возможность использования видео-записи даже в условиях более эмоционального поведения.

Видеозапись в психотерапии и Т-группах

В последнее время в психотерапии и в тренингах межличностных отношений значительно чаще стала использоваться обратная связь в виде просмотра видеозаписей. Элгер и Хоган (Alger & Hogan, 1966а) утверждают, что «видеозапись является технологическим прорывом, важным для психиатрии настолько, насколько микроскоп важен для биологии». В клинической практике видеозапись часто используется для увеличения знания пациента о собственном поведении (сравни Bailey & Sowder, 1970; Hoizman, 1969), очевидно, что это приводит к положительному психотерапевтическому эффекту. Райвич и Гиртсма (Reivich & Geertsma, 1968) сообщают, что знания пациента о собственном поведении после просмотра себя на видеозаписи становятся более точными. Они рассматривали различия между тем, как пациенты оценили себя по клиническим шкалам, и тем, как их оценили медсестры психиатрических больниц. После просмотра себя на видеозаписи оценки пациентов-«актеров» стали больше соответствовать оценкам сестер-«наблюдателей». Алдерфер и Л одаль (Alderfer & Lodahl, 1971) обнаружили, что просмотр видеозаписи в Т-группах увеличивал «открытость» испытуемых. Открытость определялась как готовность исследовать внутренний смысл установок и поведения и брать на себя ответственность за них. Наконец, социологические исследования в рамках психотерапии супружеских пар (Alger & Hogan, 1966а; Kagan, Krathwohl & Miller, 1963) показывают, что один из супругов выражает большую готовность взять на себя ответственность за конфликт после просмотра себя на видеозаписи.

С другой стороны, следует отметить и некоторые отрицательные последствия наблюдения за собой. Например, Кар-рере (Carrere, 1954) использовал видеозапись для того, чтобы показать алкоголикам, как они ведут себя в состоянии опьянения, однако при этом он счел необходимым вырезать наиболее шокирующие сцены. Показ полной версии видеозаписи поведения в состоянии опьянения был слишком стрессовым для многих его пациентов. Аналогично Парадес, Людвиг, Хас-сенфелд и Комелизон (Parades, Ludwig, Hassenfeld & Со-melison, 1969) отмечают снижение самооценки у страдающих от алкоголизма пациентов после просмотра видеозаписи своего поведения в состоянии алкогольного опьянения. Лайтенберг, Аграс, Томпсон и Райт (Leitenberg, Agras, Thompson & Wright, 1968) давали поведенческую обратную связь (хотя не посредством видеозаписи) страдающим от фобий пациентам, проходившим курс поведенческой психотерапии. Эти авторы обнаружили, что обратная связь, описывающая успешный прогресс, ускоряет излечение, а информация о временном регрессе препятствует психотерапии. Наконец, Гиртсма и Райвич (Geertsma & Reivich, 1965) отмечали, что некоторые депрессивные пациенты после просмотра себя на видеозаписи становились более депрессивными, у некоторых шизофреников наблюдалось более странное поведение, а у некоторых невротиков усиливались симптомы их расстройства.

Имеющихся исследований использования видеозаписи в психотерапии недостаточно для того, чтобы сказать, каким образом и для кого это является полезным психотерапевтическим дополнением. Однако, вероятно, существует возможность применения результатов и теоретической основы настоящего исследования при использовании видеозаписи в психотерапии. Настоящее исследование показывает, что самонаблюдение может изменять причинную интерпретацию человеком собственного поведения. Видевший себя на видеозаписи «актер» (а возможно, и видевший себя на видеозаписи пациент) с большей долей вероятности примет личную, диспозиционную ответственность за собственное поведение и с меньшей долей вероятности будет перекладывать ответственность на ситуацию.

Этот атрибуционный результат самонаблюдения может помочь объяснить некоторые эффекты видеозаписи в психотерапии. Например, увеличение открытости участников Т-групп после просмотра себя на видеозаписи может отражать тенденцию каждого члена группы к принятию более личной, диспозиционной ответственности за собственное поведение в группе. Аналогично в супружеской психотерапии муж или жена, которые видели себя на видеозаписи, могут впервые осознать собственный поведенческий вклад в семейный конфликт и увеличить готовность принять диспозиционную ответственность на себя. Наконец, описанное увеличение согласованности между клиническими оценками себя, сделанными пациентом после просмотра себя на видеозаписи, и оценками, сделанными медсестрами психиатрических больниц, тесно связано с результатами настоящего исследования. Самонаблюдение усиливает диспозиционный характер атрибуций человека, что согласуется со свойственной «наблюдателям» склонностью к диспозиционным атрибуциям. Вероятно, может оказаться, что это увеличение диспозиционного характера атрибуций пациента иногда способствует, а иногда мешает психотерапии. Успешная психотерапия несомненно, обычно подразумевает осведомленность пациента о собственном поведении и убеждение его принять личную ответственность за это поведение. Очевидно, что самонаблюдение способствует этому процессу и в этих пределах является психотерапевтическим. Однако следует принимать во внимание два потенциально отрицательных последствия этого процесса. Во-первых, делая собственное поведение более диспозиционным, видевшие себя на видеозаписи люди могут на самом деле недооценивать реальное объяснение своего поведения. Видевшие себя на видеозаписи «актеры» в настоящем исследовании имели более высокие средние значения диспозиционных атрибуций и более низкие средние значения ситуационных атрибуций, чем другие группы испытуемых. Это наводит на мысль о возможности того, что видевшие себя на видеозаписи «актеры» могли недооценивать ситуационные атрибуции собственного поведения. То есть видеозапись могла переориентировать этих «актеров» так сильно, что они воспринимали ситуационные причины собственного поведения даже менее важными, чем наблюдавшие за ними другие люди. И если, как предполагают Джоунс и Нисбетт (Jones & Nisbett,: 1971), «наблюдатели» сами по себе склонны недооценивать роль ситуации, возможно, это будет мешать психотерапии. Выражаясь иронически, психотерапевт и видевший себя на видеозаписи пациент могут достигнуть полного согласия относительно поведения пациента, однако это согласие может быть результатом обоюдной недооценки важности ситуации пациента как причины его поведения. Эта общая иллюзия пациента и психотерапевта может быть особенно вредной, если пациент винит себя за поведение, которое фактически обусловлено некоторым аспектом его окружения.

Прошлые исследования процессов атрибуции выявили еще одну область, в которой атрибуции поведения себе могут приводить к негативным результатам. Стормс и Нисбетт (Storms & Nisbett, 1970) и Валинс и Нисбетт (Valins & Nisbett, 1971) предположили, что наклеивание на себя негативных ярлыков, которое является результатом объяснения нелицеприятного поведения собственными диспозициями, часто приводит к снижению самооценки и фактическому усилению патологического поведения. Например, страдающие от бессонницы люди, объясняющие бессонницу своим негативным состоянием, могут становиться более тревожными и, таким образом, усугублять первоначальное состояние. Стормс и Нисбетт предположили, что такое обострение может происходить всякий раз, когда самоатрибуции отрицательных диспозиций увеличивают тревогу человека и если при этом тревога способствует развитию патологии, как в случае импотенции, заикания или других невротических состояний. Этот феномен обострения может наблюдаться в некоторых психотерапевтических случаях, когда отрицательные результаты следуют за использованием видеозаписи. Примером этому могут быть данные о том, что самонаблюдение понижает самооценку у людей, страдающих от алкоголизма. Алкоголик, видевший на видеозаписи свое поведение в состоянии опьянения, может очень расстроиться и впасть в депрессию. Такие травматические переживания могут только увеличить вероятность того, что пациент будет чрезмерно пить. Всякий раз, когда негативная я-концепция вызывает патологию или влияет на ее развитие, самонаблюдение очень нелицеприятного поведения может препятствовать успеху психотерапии.

Исследование процессов атрибуции может помочь создать теоретическое основание для использования просмотра видеозаписи своего поведения в условиях психотерапии. Настоящее исследование свидетельствует о том, что самонаблюдение увеличивает диспозиционный характер объяснений человеком собственного поведения и что это делает интерпретацию их собственного поведения более согласованной с интерпретацией «наблюдателя». В большинстве случаев это будет способствовать психотерапевтическому процессу, но в определенных случаях самоатрибуции могут вести к обострению первоначальной патологии. Следовательно, психотерапевты должны критически оценивать возможные последствия самонаблюдения. Особенно важно учитывать, помогают ли диспозиционные атрибуции патологического поведения осознать пациенту свою проблему и справиться с ней и не увеличивает ли самоатрибуция тревогу пациента, что может усугубить его проблему.

Литература

Alderper, С. P., and Lodahl, Т. М. A quasi experiment on the use of experiential methods in the classroom. Journal of Applied Behavioral Science, 1971, 7,43-69.

Alger, I., and Hogan, P. The use of videotape recordings in conjoint marital therapy. Paper presented at the meeting of the American Psychoanalytic Association, Atlantic City, N.J.. May 1966. (a)

Alger, I., and Hogan, P. Videotape: Its use and significance in psychotherapy. Paper presented at the meeting of the Society of Medical Psychoanalysts, New York Academy of Medicine, New York, September 1966 (b).

Bailey, K. G, and Sowder, W. T. Audiotape and videotape self-confrontation in psychotherapy. Psychological Bulletin, 1970,74,127-137.

Carrere. M. J. Le psychochoc cinematographique. Annales Medico-Psychologiques, 1954, 112, 240-245.

Geertsma, R. H., and Reivich, R. S. Repetitive self-observation by videotape playback. Journal of Nervous and Mental Disease, 1965, 141,29-41.

Holzman, P. S. On hearing and seeing oneself. Journal of Nervous and Mental Disease, 1969,148,198-209. Jones, E. E., and Harris, V. A. The attribution of attitudes. Journal of Experimental Social Psychology, 1967, 3,1-24.

Jones, E. E., and Nisbett, R. E. The actor and. the observer: Divergent perceptions of the causes of behavior. Moristown, N. J.: General Learning Press, 1971.

Jones, E. E., Rock, L., Shaver, K. G., Goethals, G. R., and Ward, L. M. Pattern of performance and ability attribution: An unexpected primacy effect. Journal of Personality and Social Psychology, 1968,10,317-340.

Kagan, N., Krathwohl, D. R., and Miller, R. Stimu-lated recall in therapy using videotape: A case study. Journal of Counseling Psychology, 1963,10, 237-243.

Kiesler, C. A., Nisbett, R. E., and Zanna, M. P. On inferring one's beliefs from one's behavior. Journal of Personality and Social Psychology, 1969,11,321-327.

Leitenberg, H., Agras, W. S., Thompson, L. E., and Wright, D. E. Feedback in behavior modification: An experimental analysis of two cases. Journal of Applied Behavioral Analysis, 1968,1, 131-137.

Mcarthur, L. Appropriateness of the behavior and consensus and distinctiveness information as determinants of actors' and observers' attributions. Unpublished manuscript, Yale University, 1970.

Mcarthur, L. A. The how and what of why: Some determi-nants and consequences of causal attribution. Journal of Personality and Social Psychology, 1972, 22,171-193.

Nisbett, R. E., Caputo, G. C, Legant, P., and Marecek, J. Behavior as seen by the actor and as seen by the observer. Journal of Personality and Social Psychology, 1973, 27,154-164.

Parades, A., Ludwig, K. D., Hassenpeld, I. N., and Cornelison, F. S. A clinical study of alcoholics using audio-visual self-image feedback. Journal of Nervous and Mental Disease, 1969,148,449-456.

Reivich, R. S., and Geertsma, R. H. Experiences with videotape self-observation by psychiatric inpatients. Journal of Kansas Medical Society, 1968, 69, 39-44.

Storms, M. D., and Nisbett, R. E. Insomnia and the attribution process. Journal of Personality and Social Psychology, 1970, 16,319-328.

Valins, S., and Nisbett, R. E. Some implications of attribution process for the development and treatment of emotional disorders. Morristown, N.J.: General Learning Press, 1971.

Winer, B. J. Statistical principles in experimental design. New York: McGraw-Hill, 1962.