«Из иерусалима в иерихон»: исследование ситуационных и диспозиционных переменных при оказании помощи

Джон М. Дарли и С. Дэниел Бэтсон (John М. Darleyand С. Daniel Batson)

Печатается с разрешения авторов и «Журнала личности и социальной психологии», (.Journal of Personality and Social Psychology), т. 27, № 1,1973. Авторские права принадлежат Американской Психологической Ассоциации, 1973.

Благодарим за помощь в проведении исследования Роберта Уэллса (Robert Wells), Беверли Фишера (Beverly Fisher), Майка Шафто (Mike Shafto), Питера Шираса (Peter Sheras), Ричарда Детвейлера (Richard Detweiler) и Карен Глассер (Karen Glasser). Исследование финансировалось Грантом Национального научного фонда (National Science Foiindnlion)

В данном исследовании определялось влияние нескольких ситуационных и личностных переменных на оказание помощи в критической ситуации, за основу которой была взята притча о Добром Самаритянине. В процессе эксперимента испытуемые должны были переходить из одного здания в другое, расположенное неподалеку, и по дороге неожиданно сталкиваться с бедно одетым человеком, который, испытывая недомогание, присел у обочины. Те испытуемые, которые были вынуждены спешить, чтобы выполнить задание, чаще всего проходили, не останавливаясь. Другие шли на беседу, в которой обсуждалась притча о Добром Самаритянине, третьи на беседу, тема которой была не связана с оказанием помощи; последние два фактора существенно не влияли на вероятность оказания помощи. Личностные религиозные переменные не позволяли предсказать, окажет испытуемый помощь или нет. Однако если испытуемый в этом эксперименте все же останавливался и предлагал по мощь, то форма его помощи была связана с типом его религиозности.

Оказание помощи другим людям, испытывающим дистресс, кроме всего прочего является этическим поступком. Это значит, что совершая такой поступок, люди руководствуются; усвоенными с детства этическими нормами и заповедями, о которых они слышали дома, в школе и в церкви. Исходя из фрейдизма и других теорий личности, можно ожидать индивидуальных отличий при интернализации этих норм, которые приведут к тому, что для разных индивидов вероятность оказания помощи другим людям будет разной. Однако последние исследования, посвященные постороннему вмешательству в экстренные ситуации (Bickman, 1969; Darley & Lantane, 1968, Korte, 1969, Schwartz & Clausen, 1970), не обнаружили личностных детерминант оказания помощи. Даже измерение личностных характеристик, которые, как ожидалось, могли бы коррелировать с оказанием помощи (макиавеллианизм, авторитаризм, социальная доброжелательность, отчуждение и социальная ответственность), не позволяло точно предсказать, будет ли испытуемый помогать другому человеку в случае необходимости. Такой результат не был обусловлен общей непредсказуемостью исследуемой ситуации, поскольку варьирование условий эксперимента, например, появление других людей, которые также могли оказать помощь, приводило к заметным изменениям поведения испытуемых. Эти данные напоминают нам о работе Хартшорна и Мэя (Hartshorne & May, 1928), которые обнаружили, что сопротивление искушению (кстати сказать, тоже этический акт), по-видимому, не является постоянной характеристикой индивида. Иными словами, человек, проявляющий честность в одной ситуации, не обязательно останется честным в другой.

Такие разочаровывающие данные о корреляции между традиционным социально-психологическим набором личностных переменных и оказанием помощи в критических ситуациях заставляют нас по-новому взглянуть на возможность прогнозирования помощи и на ситуации, в которых возможна проверка этих прогнозов. Поэтому в поисках источника идей мы обратились к Библии, к классической для иудейско-христианской традиции истории об оказании помощи — притче о Добром Самаритянине. Эта притча доказывает, что и личностные, и ситуационные характеристики могут существенно влиять на оказание помощи.

Но он, желая оправдать себя, сказал Иисусу: а кто мой ближний? На это сказал Иисус: некоторый человек шел из Иерусалима в Иерихон и попался разбойникам, которые сняли с него одежду, изранили его и ушли, оставивши его едва живым. По случаю один священник шел тою дорогою и, увидев его, прошел мимо. Также и левит, быв на том месте, подошел, посмотрел и прошел мимо. Самаритянин же некто, проезжая, нашел на него и, увидев его, сжалился. И подошедший, перевязал ему раны, возливая масло и вино; и посадив его на своего осла, привез его в гостиницу и позаботился о нем. А на другой день, отъезжая, вынул два динария, дал содержателю гостиницы и сказал ему: позаботься о нем; и если издержишь что более, я, когда возвращусь, отдам тебе. Кто из этих троих, думаешь ты, был ближний попавшемуся разбойникам? Он сказал: оказавший ему милость. Тогда Иисус сказал ему: иди и ты поступай так же. (Евангелие от Луки, 10; 29-37.)

Психологи, размышляющие над этой притчей, могут заметить ситуационные и личностные различия между не оказавшими помощь священником и левитом и пришедшим на помощь Добрым Самаритянином. Что думал и делал каждый из них, проходя мимо жертвы разбойников, лежавшей на той безлюдной дороге? К каким тинам личности они принадлежали?

Можно предположить, что все они мыслили по-разному. Как священник, так и левит были религиозными деятелями, и вполне вероятно, что их мысли были заняты религиозными темами. Роль священника в религиозной жизни очевидна. Роль левита, хотя и менее очевидна, однако не менее значима: левиты были обязательными участниками храмовых церемоний. С меньшей уверенностью можно говорить о том, что занимало мысли Самаритянина. Однако, в отличие от священника и левита, он был, скорее всего, менее религиозным, поскольку самаритяне считались религиозно отверженными.

Самаритянин был более озабочен мирскими мыслями, чем священник и левит, а социально менее значим, чем они, и у него было просто больше свободного времени. Представьте священника и левита — заметные общественные деятели, украдкой поглядывающие на свои солнечные часы и торопливо семенящие со своими черными книжечками, в которых все время заранее расписано для встреч и аудиенций. Напротив, Самаритянина никто в точно назначенное время нигде не ждал, поэтому то он не торопился так, как известный священник или левит.

Вместе с этими ситуационными переменными мы можем обнаружить также и личностные. Центральными среди них были различные тины религиозности, о чем, очевидно, и пытался сказать Иисус. Оба — и священник, и левит — чрезвычайно «религиозны». Но притча подвергает сомнению именно их тип религиозности. Предметом сомнения становится мотивация их религиозного и этического поведения. Иисус, кажется, понимал, что религиозные лидеры его времени, будучи, несомненно, уважаемыми и честными людьми, проявляют лишь показную добродетель, чтобы вызвать восхищение у окружающих и перед лицом Господа. Исследователь Нового Завета Р. У. Фанк (R. W. Funk, 1966) заметил, что Самаритянин представлял собой другой тип людей:

Самаритянин проявляет любовь не перед лицом Господа. Нужда ближнего столь очевидна, что заставляет его незамедлительно действовать без какой-либо другой мотивации (с. 218-219).

Поэтому Самаритянина можно интерпретировать как спонтанно реагирующего на ситуацию, а не руководствующегося абстрактными религиозными и этическими догмами, как это, похоже, делают священник и левит. Однако нельзя говорить о том, что Самаритянин изображен как нерелигиозный человек. Главный смысл притчи, наверное, заключен в том, чтобы противопоставить религиозность и этику Самаритянина более общей концепции религиозности и этики, которую представляют священник и левит.

Таким образом, исходя из анализа данной притчи, можно предположить, что на оказание помощи влияют такие ситуационные переменные, как содержание мыслей человека и количество времени, которым он располагает в пути. Главными диспозиционными переменными, вероятнее всего, являются различные типы религиозности. Конечно, это далеко не все переменные, выводимые из анализа этой притчи, однако с их помощью можно сформулировать несколько научных гипотез.

Гипотеза 1. Притча подразумевает, что люди, сталкивающиеся с ситуацией, в которой, возможно, требуется их помощь, и размышляющие в это время на религиозные и этические темы, предлагают свою помощь не чаще, чем люди, думающие о чем-то другом. Эта гипотеза противоречит теории, согласно которой детерминантами оказания помощи являются нормы, поскольку, исходя из этой теории, можно было бы предположить, что размышления на религиозные и этические темы приведут к повышению значимости норм, предписывающих помогать ближнему, а следовательно, и к более активному оказанию помощи.

Гипотеза 2. Люди, сталкивающиеся с ситуацией, в которой требуется их помощь, и спешащие в это время по своим делам, менее склонны предлагать свою помощь, чем люди, которые никуда не спешат.

Гипотеза 3. Рассматривает различные типы религиозности. Люди, религиозные по типу Самаритянина, помогают чаще, чем люди, религиозные по типу левита или священника.

Очевидно, что в такой формулировке последнюю гипотезу едва ли можно операционализировать. Предшествующие работы одного из исследователей типов религиозности (Batson, 1971), тем не менее, позволяют нам различать три типа религиозности: а) религиозность с целью получения выгоды (Freud, 1927; религиозность левита и священника); б) для сохранения собственных внутренних ценностей (Allport & Ross, 1967); в) для поисков и ответа на вопрос о смысле своей повседневной жизни (Batson, 1971). Последние два типа можно рассматривать как связанные с «истинной» религиозностью, наподобие той, которую исповедовал Самаритянин. Поэтому если согласиться с одним из этих двух теоретических положений, то третью гипотезу можно сформулировать так: люди а) религиозные по внутренним причинам (Allport & Ross, 1967) либо б) люди, чья религия отвечает на вопрос о смысле их повседневной жизни, более склонны остановиться, чтобы предложить свою помощь жертве.

Из притчи о Добром Самаритянине мы взяли способ оценки оказания помощи — мы будем оценивать реакцию испытуемых на незнакомого человека, лежащего на их пути. Жертва должна, по-видимому, иметь несколько сомнительный вид, который может создавать плохо одетый человек, с точки зрения испытуемых, возможно, нуждающийся в помощи, но также, возможно, пьяный и представляющий собой потенциальную опасность.

Более того, притча подсказывает некоторые детали, позволяющие воспринимать ситуацию как реальное событие, а не как часть психологического эксперимента, в котором поведение испытуемого находится под наблюдением и может формироваться под влиянием требуемых характеристик, понимания испытуемым, что его поведение оценивается, либо другими детерминантами оказания помощи, являющимися потенциальными источниками артефактов. Испытуемые должны сталкиваться с жертвой не в экспериментальном контексте, а на дороге — в перерыве между различными заданиями.

МЕТОД

Чтобы исследовать влияние этих переменных на оказание помощи, мы попросили студентов семинарии принять участие в изучении религиозного образования и религиозных профессий. Во время первого тестирования мы предлагали личностные вопросники, позволявшие установить тип религиозности испытуемых. Во второй серии испытуемый начинал экспериментальные процедуры в одном здании, а затем его просили пройти в другое здание для продолжения процедур. Переходя в другое здание, испытуемый сталкивался с сидящей в переулке «жертвой». Зависимой переменной принимался факт оказания или неоказания помощи и ее характер. Независимыми переменными являлись степень поп спешности, с которой испытуемому необходимо было прийти в другое здание, и тема беседы, которую он там должен был проводить. Одних испытуемых просили рассказать об их будущих видах деятельности, в которых семинаристы могли бы наиболее преуспеть, других попросили рассказать о притче про Доброго Самаритянина.

Испытуемые

Для заполнения вопросников мы отобрали 67 студентов Принстонской Теологической Семинарии. Сорок семь из них, те, кому можно было позвонить по телефону, приняли участие в эксперименте. Результаты семи студентов из этих 17 не засчитаны, поскольку трое спутали условия задания, а еще четверо заподозрили, что участвуют в эксперименте. Каждый испытуемый получил по одному доллару за заполнение вопросника и по полтора доллара за участие в экспериментальном сеансе.

Измерение личностных характеристик

В литературе проводится много дискуссий на тему личностных шкал (Batson, 1971), поэтому здесь мы рассмотрим их довольно кратко. Главным личностным конструктом, исследовавшимся в данном эксперименте, была религиозность. В последние годы были предложены различные концепции религиозности, базирующиеся на различных психометрических шкалах. Наибольший интерес для нас представляет концепция Оллпорта и Росса (Allport & Ross, 1967), разграничивающая «внешнюю» и «внутреннюю» религиозность (см. также: Allen & Spilka, 1967, там противопоставляются «фанатичная» и «общепринятая» религиозность). Эта двухполюсная концепция религиозности изучалась Брауном (Brown, 1964) и Батсоном (Batson, 1971), которые вместо этого предложили трехмерную систему анализа. Поэтому в наших исследованиях мы оцениваем типы религиозности тремя инструментами, которые вместе взятые образуют шесть отдельных шкал: а) шкала схоластической ортодоксальности, заимствованная из работы Глока и Старка (Glock & Stark, 1966), для оценки соответствия данного типа религиозности классическим доктринам Протестантской теологии; б) шкала поверхности Оллпорта—Росса, с помощью которой оценивается использование религии как средства для достижения цели, а не как цель сама по себе; в) шкала подлинности Оллпорта—Росса, с помощью которой оценивается, насколько религия является самоцелью; г) шкала внешней поверхности из Опросника религиозной жизни Батсона, для оценки влияния авторитетных людей и различных ситуаций в проявлении религиозности; д) шкала внутренней поверхности из Опросника религиозной жизни для оценки того, насколько человек является «ведомым» в своей религиозности; с) шкала подлинности из Опросника религиозной жизни для оценки того, в какой степени религиозность отвечает на вопросы повседневной жизни, возникающие при взаимодействии индивида с социальным окружением. В нашем опроснике шкалы были представлены в следующем порядке: шкалы из Опросника религиозной жизни, шкалы Оллпорта—Росса, шкала схоластической ортодоксальности.

В соответствии с предыдущим исследованием (Batson, 1971) анализ основных компонентов общих показателей и личные данные о 67 семинаристах дали трехкомпонентную структуру ортогональной направленности со следующими факторными нагрузками:

Религия как средство получила очень высокое значение по шкале поверхности (0,903), и поэтому в концепции Оллпорта и Росса (Allport & Ross, 1967) была определена как шкала, измеряющая религиозность, как средство для достижения других целей. Этот компонент получил среднее отрицательное значение по шкале схоластической ортодоксальности (-0,00) и по шкале подлинности Оллпорта—Росса (-0,372), а также среднее положительное значение по шкале внешней поверхности (0,301).

Религия как цель получила высокое положительное значение по шкале внутренней поверхности (0,874), по шкале внешней поверхности (0,725), по шкале подлинности Оллпорта—Росса (0,768) и по шкале схоластической ортодоксальности (0,704). Следуя концепции Оллпорта—Росса, данная конфигурация оценивает религиозность как цель саму по себе с некоторыми внутренними ценностями.

Религия как ответ на вопрос получила очень высокое положительное значение по шкале подлинности (0,945) и среднее значение по шкале внешней поверхности (0,75). Следуя Батсону, этот компонент оценивает религиозность, которая помогает индивиду находить ответы на вопросы о смысле его личной и социальной жизни.

Эти три религиозные личностные шкалы, рассмотренные в экспериментальных исследованиях, были построены с использованием дополнительных оценочных коэффициентов, полученных из данных трех компонентов.

Условия проведения эксперимента

Представляемый испытуемым инцидент, который требовал от них оказания помощи, разыгрывался на улице, и все эксперименты проводились в течение трех дней, с 14 по 16 декабря 1970 г. с 10 часов утра до 4 часов дня. Мы установили сжатый график, чтобы эксперимент проводился при более или менее постоянных погодных условиях и при одинаковом освещении. Температурные колебания в эти три дня во время проведения эксперимента, согласно New York Times, составили не более трех градусов. Ни снега, ни дождя не было, хотя третий день был облачный, а два первых солнечные. Распределение испытуемых по экспериментальным группам проводилось методом случайных чисел.

(Примечание: В случайном распределении заключалась некоторая ошибка, так как число испытуемых, принимавших участие в эксперименте в условиях средней спешки, возросло. Это условие противоречило наиболее вероятному прогнозу (прогнозу для ситуации спешки) и не имело значения при используемых тестах.)

ПРОЦЕДУРА

Ассистент, не знакомый с личностными оценками, при появлении испытуемого просил его прочесть краткое руководство, в котором объяснялось, что испытуемый является участником исследования профессиональной карьеры студентов семинарии. После радьяснения целей исследования в руководстве говорилось:

«Сегодня мы просим вас предоставить нам дополнительный материал о вашем мышлении, что даст более ясную картину, чем составленный нами вопросник. Вопросник, несомненно, полезен, однако является несколько ограниченным. Поэтому мы бы хотели записать с вами 3-5-минутную беседу на следующую тему...»

Переменная 1: Тема сообщения. Для выполнения соответствующего задания предлагалась следующая информация:

«Чаще всего задается вопрос: какие специальности или профессии нравятся студентам семинарий больше всего, и на какой работе они наиболее эффективны? Прежде ответ на этот вопрос казался столь очевидным, что мы его даже не задавали. Студентов семинарий готовили к духовному служению. Общество в целом и семинаристы имели достаточно ясное представление о том, каким должен быть "настоящий" священник, поэтому не было даже необходимости поднимать вопрос о том, в каких других профессиях может оказаться полезным опыт, полученный в семинарии. Однако сейчас ни у общества, ни у семинаристов нет достаточно ясного и определенного мнения о том, каким должен быть "настоящий" священник и какие специальности и профессии являются наиболее подходящими для духовной карьеры. Многие семинаристы вполне искренне верят в духовное служение, однако полагают, что оно невозможно в рамках профессионального духовенства. Другие семинаристы, не менее верящие в духовное служение, видят профессиональное духовенство наиболее приемлемым для службы. Однако существуют ли другие профессии или специальности, для которых семинарский опыт является ценными? И в самом деле, насколько этот ценный опыт необходим для профессиональной духовной карьеры? Или даже более широко: возможно ли вообще духовное служение на посту, входящем в систему "истеблишмента"?»

В условиях, когда от испытуемых требовалось оказать помощь, им давали заранее отпечатанную притчу о Добром Самаритянине. Затем всем испытуемым сказали:

«Из этого отрывка можно сделать разные выводы. Поскольку нас интересует ваше собственное мнение, вам не разрешается пользоваться записями во время беседы. Вам понятно, что от вас требуется? Если нет, наш ассистент будет рад ответить на ваши вопросы».

Через несколько минут ассистент возвращался, спрашивал, есть ли какие-нибудь вопросы, а затем говорил:

«Поскольку здесь довольно тесно, для записи бесед мы используем свободный офис в соседнем здании. Позвольте мне показать вам, как туда пройти (ассистент рисовал план и объяснял дорогу на карточке). Здесь расположена лаборатория профессора Штайнера. Если вы войдете в эту дверь (указывалась точка на плане), то справа увидите секретаря, которая направит вас в офис для записи бесед. Другой ассистент профессора Штайнера начнет с вами беседу. Вам понятен план?»

Переменная 2: Спешка. В ситуации искусственно созданной спешки ассистент смотрел на часы и говорил: «О, вы опаздываете. Вас ждут уже несколько минут. Вам нужно идти. Ассистент ждет вас, и вам лучше поторопиться». В ситуации умеренной спешки он говорил: «Ассистент уже ждет вас. Пожалуйста, идите». В ситуации слабой спешки он говорил: «Через несколько минут они будут готовы для встречи с вами. Но вы уже можете туда пойти. Если вам и придется подождать, то совсем недолго».

Происшествие. Выходя из здания, испытуемый сталкивался с «жертвой», неподвижно сидевшей у двери на улице с опущенной головой и закрытыми глазами. Когда испытуемый проходил мимо, жертва дважды покашливала и издавала стон, продолжая держать голову опущенной. Если испытуемый останавливался и спрашивал, что случилось, или предлагал помощь, жертва вздрагивала и отвечала слабым

голосом: «О, спасибо (кашель)... Все в порядке (пауза). Мне просто тяжело дышать... Доктор прописал мне лекарство, и я принял уже одну таблетку... Мне нужно просто посидеть и отдохнуть несколько минут, и все будет в порядке... Спасибо, что вы остановились (слабая улыбка)». Если испытуемый настаивал на том, чтобы проводить жертву в помещение, жертва позволяла ему это сделать.

Оценки оказания помощи. Оказание помощи испытуемыми оценивалось по следующей шкале:

0 = вообще не замечали жертву и не считали, что ей нужно помочь; 1 = воспринимали жертву как возможно нуждающуюся в помощи, но не предлагали помощи; 2 = не останавливались, но помогали косвенно (например, говорили ассистенту Штайнера о жертве); 3 - останавливались и спрашивали, не нужна ли помощь; 4 = останавливались, настаивали на том, чтобы проводить жертву в помещение, и затем оставляли ее.

«Жертва» не знала о личностной оценочной шкале и условиях эксперимента. После первых экспериментов и опроса жертвы о ее впечатлении от поведения испытуемых была добавлена еще одна дополнительная категория к оценочной шкале:

5 = испытуемый останавливался и отказывался покинуть жертву, проводя с ней более 3-5 минут, и выходил за рамки экспериментального контекста (отводил в кафе или в медпункт).

(В некоторых случаях было необходимо отделить категорию 0 от категории 1 с помощью опроса после эксперимента и категорию 2 от категории 1 согласно сообщениям ассистента.)

Эта шестибалльная оценочная шкала и описания жертв были показаны комиссии из 10 экспертов (не знакомых с исследованиями). Их попросили расставить по порядку непронумерованные категории в терминах «оценки оказания помощи человеку, находившемуся у двери». Из 10 экспертов только один поменял порядок 0 и 1 категорий. Остальные были полностью согласны со шкалой оценки, описанной выше.

Беседа. После того как испытуемый проходил по коридору и входил за дверь, отмеченную на плане, он попадал в кабинет секретаря. Секретарь представляла его ассистенту, который давал испытуемому время для подготовки, а затем записывал с ним беседу.

Опросник об оказании помощи. После записи беседы испытуемый отправлялся к другому ассистенту, который предлагал заполнить «исследовательский опросник по личной и социальной этике». В нем содержалось несколько обычных вопросов о взаимосвязи личной и социальной этики, а затем испытуемым задавались три ключевых вопроса: а) «Когда в последний раз вы видели человека, который, по вашему мнению, нуждался в помощи?»; б) «Когда вы в последний раз останавливались, чтобы помочь?»; в) «У вас есть опыт оказания помощи другому человеку? Если да, кратко опишите его» Эти данные собирались, чтобы проверить, насколько испытуемые воспринимали экспериментальную ситуацию как инцидент, в котором необходимо оказать помощь.

После возвращения испытуемого в первое здание экспериментатор просматривал опросник, и если не обнаруживал никаких упоминаний о происшествии, исследовал реакции на него, а затем переходил к подробному дебрифингу и об-> суждению эксперимента.

Дебрифинг

В ходе дебрифинга испытуемому объясняли подробное содержание эксперимента, включая обман и причины, по которым этот обман применялся. Далее обсуждалось отношение испытуемого к жертве и ко всему исследованию в целом. Объяснялась роль ситуации в альтруистическом поведении в данном случае и роль ситуации для такого же поведения испытуемого вообще. Все испытуемые соглашались с необходимостью обмана и никто из них не выражал возмущения по этому поводу. После этого экспериментаторы благодарили испытуемого, платили ему за участие в эксперименте, и он уходил.

РЕЗУЛЬТАТЫ И ИХ ОБСУЖДЕНИЕ

Оказание помощи

Средние значения помощи, которую предлагали испытуемые жертве в данных условиях, показаны в табл. 5.1. Анализ N-неравенств (unequal-N analysis) фиксирует, что если характеристики спешки значительно влияли на оказание помощи (F = 3,56, df = 2/34, р < 0,05), то характеристики поручения (сообщения) не оказывали такого влияния. Испытуемые, находившиеся в спешке, были склонны оказывать меньше помощи, чем не спешившие испытуемые. Как показывает анализ, тема беседы, которую поручали провести испытуемым (притча о Добром Самаритянине или о чем-то другом), не оказывали существенного влияния на оказание помощи.

Таблица 5.1

Способ измерения и дисперсионный анализ в оказании помощи

Ситуация

Примечание: N = 40 *р< 0,05.

В других работах заострялось внимание на том, пытается испытуемый оказать помощь или нет. Данные нашего исследования также позволяют провести анализ с этой точки зрения. Из 40 испытуемых 16 (40%) предлагали жертве тот или иной вид помощи (обозначенные категориями 2-5). 24 испытуемых (60%) не предлагали помощь (обозначенные категории 0-1). Процент испытуемых, предлагавших помощь в зависимости от ситуационной переменной, составил: в ситуации без спешки 63%, в ситуации умеренной спешки 45%, в сильной спешке 10%; из испытуемых, которые должны были беседовать на тему оказания помощи, предложили помощь — 53%, из испытуемых, которые должны были беседовать на тему духовного служения, оказали помощь 29%. Что касается главного вопроса, будут ли оказывать испытуемые помощь, анализ характеристик N-неравенств (арксинусоидальное преобразование процентного содержания от общего числа помогавших в средней и слабой спешке) снова подтверждает, что только ситуация спешки существенно влияет на то, окажут испытуемые помощь или нет (F = 5,22, р < 0,05). Испытуемые, находившиеся в спешке, чаще проходили мимо жертвы, не оказывая ей помощь, чем не спешившие испытуемые.

Таблица 5.2